Летняя рапсодия - Страница 53

— Но с этим проблем не будет, моя карьера как была, так и останется на первом месте, — заявила она. — Мы с Реймондом собираемся все родительские обязанности поделить абсолютно поровну. Это как весы, чаши которых необходимо держать в равновесии.

— Да, но их равновесие уже нарушено, — со вздохом сказала Мигз, когда актриса ушла. — Бедняжка сделала свой выбор независимо от того, понимает она это или нет. Ее карьеру придется отложить — и скорее всего, навсегда. Женщина может делать карьеру, это да. Она, разумеется, вправе делать карьеру и иметь личную жизнь. Но если к этому добавить брак и детей, то одна чаша весов опускается, и надо с чем‑то расставаться. И в большинстве случаев расстается с карьерой женщина, а не мужчина.

Юная Фрэнки тогда спорила, утверждая, что феминистское движение преодолело такие устаревшие взгляды. Женщины в наши дни чем только не занимаются. Посмотрите на…

Но время доказало, что Мигз была права, нравится это кому‑то или нет. У той талантливой актрисы возникло много осложнений в связи с беременностью и родами, ее ребенок оказался болезненным, и в результате ее карьера просто лопнула. Фрэнки с трудом переварила эту информацию и препроводила ее в архив памяти.

Итак, в лучшем случае женщина могла рассчитывать на два шанса из трех. А сейчас, в этой точке своего жизненного пути, она не могла себе позволить даже одного.

Прощайте, Эрик Торп! Встреча была коротка, но все равно прекрасна.

Надо попробовать считать шляпы — возможно, тогда удастся заснуть…

Утро следующего дня было холодным и серым, под стать мрачному настроению Фрэнки.

Цветы принесли через пятнадцать минут после открытия магазина. Это был огромный глиняный кувшин, в котором плотно стояли ирисы. Аромат цветов наполнил магазин обещанием весны, и Фрэнки при виде их не смогла удержаться от улыбки.

В сопроводительной карточке она прочла: «Доброе утро, прекрасная леди. Эрик».

Вечером он позвонил и спросил ее, не хочет ли она еще раз с ним поужинать. Она поблагодарила его за цветы и сказала, что ей надо непременно быть у родителей. И действительно пошла к ним, но весь вечер пребывала в жутком настроении.

На следующее утро колокольчик над дверью «Сумасшедшего Шляпника» мелодично тренькнул без четверти десять, и Фрэнки в мастерской тихо выругалась. Она как раз продевала тонюсенькую проволочку в край замысловатого розового сооружения, и если это тетя Розина явилась за своей шляпой, то Фрэнки потеряет как минимум полтора часа ценного рабочего времени.

Тетушкина шляпа уже готова, так что с этим проблем не будет. Дело заключалось в самой Розине. Ее язык не умолкал ни на минуту. Она будет рассчитывать, что ее угостят чашкой кофе. Обязательно захочет узнать, над чем работает сейчас Фрэнки. И станет подробно рассказывать о том, чем занимаются четыре ее дочери.

Maledizione! Ей бы радоваться: ведь предстоящая свадьба Ника заставила всю толпу тетушек и кузин Фрэнки ринуться к ней за новыми шляпками. Но у этого обстоятельства была не только положительная сторона.

Фрэнки вышла из двери мастерской с улыбкой, в которой было гораздо меньше приветливости, чем обычно, но при первом же взгляде на посетителя эта натянутая улыбка уступила место выражению безграничного удивления.

В магазине стоял Эрик — в белой трикотажной рубашке и старой красной куртке, украшенной спереди нашивкой в виде футбольного мяча. Выцветшие джинсы плотно облегали его бедра. В руках он держал огромную плетеную корзину, с какими ездят на пикники.

— Доброе утро, Фрэнки. — Он улыбнулся ей своей широкой, неотразимой улыбкой. — Вы уже позавтракали?

— Я… вообще‑то… — Она еще не завтракала. — Нет.

Уже вторую ночь подряд она засыпала лишь под утро и не слышала звонка будильника. Приехав с опозданием в мастерскую, она лихорадочно взялась за работу, чтобы закончить два заказа, которые предстояло выдать клиенткам этим утром, и не успела выпить даже чашку растворимого кофе.

— Именно так я и подумал. Ну вот, подоспела помощь, так что посторонитесь. Мне самому пришлось еще до рассвета быть в доках, и я подумал, что мы можем заодно и позавтракать вместе.

Говоря это, он пересек магазин и прошел за прилавок, неся перед собой корзину. Миновал застывшую словно в трансе Фрэнки и направился прямо в рабочую комнату.

Она следила за ним, не отрывая глаз, а он одним взмахом развернул белоснежную скатерть и застелил ею свободную часть стола. Быстрыми, отработанными движениями он вынул большие белые салфетки, две фарфоровые тарелки, приборы и два изящных бокала на ножках, которые он наполнил соком из одного из серебряных графинов, оказавшихся в корзине. Еще там были две огромные кофейные кружки и несколько дымящихся судков с едой, от аромата которой текли слюнки, а также бумажные пакетики с печеньем, булочками и хлебом.

— Тащи пару стульев, женщина, и садись за стол, — приказал он. — Пока не остыло.

Еще не придя в себя, она повиновалась.

— Так, начнем с фруктов. Ягодный салат с этим вот кремом. И круассаны… отлично, они еще теплые. — Он щедро намазал два сливочным маслом, один вручил ей, а другой взял себе.

Казалось, Эрик только что вышел из‑под душа, он был бодрым, невероятно красивым и чрезвычайно довольным произведенным им эффектом.

Она ощущала себя застигнутой врасплох и медленно соображающей от недосыпания. А тут еще вспомнила, что весь ее утренний макияж ограничился парой мазков губной помадой и торопливым подведением глаз, которые никак не хотели открываться, как следует. В качестве завершающего штриха она один раз прошлась щеткой по высохшим после душа волосам.