Летняя рапсодия - Страница 61

Придя в ужас, она открыла рот, чтобы сказать что‑то, но он положил два пальца ей на губы и покачал головой.

— Не делай такое лицо. Я знаю, что мы должны были провести вместе еще много времени, прежде чем обсуждать такой важный вопрос, — тихо и серьезно сказал он. — Понятно, что нам нужно узнать друг друга и в других отношениях. Но раз уж это случилось сегодня — и, судя по всему, будет продолжаться и впредь, — то я считаю, что ты заслуживаешь того, чтобы знать о моих чувствах с самого начала.

Красивые глаза Эрика, казалось, светились мягким светом, а его честность и благородство проникли ей в самое сердце. Таких, как он, больше нет — объявляет о своих намерениях, словно джентльмен из другой эпохи… Что‑то щелкнуло у нее внутри, и она попыталась сесть прямо, чтобы подумать, не поддаваясь чувствам. Он говорит ей, что не хочет с ней расставаться, ведь так?

Женитьба. Замужество.

И этот дом, эти пустые спальни наверху — он же захочет целую толпу детей.

Она никогда не расплатится с отцом, если будет все время ходить беременная.

Выпутывайся прямо сейчас, Фрэнки, советовал ей голос благоразумия. Он милый, смешной и щедрый и чертовски честный, а ты под конец сделаешь ему больно.

Ты и себе сделаешь больно. Его руки снова обняли ее, губы легонько ущипнули за мочку уха, и невольная дрожь тотчас прошла по ее телу. Эти любовные ласки, такие затягивающие, взрывные, невероятно прекрасные! Она не может уйти от него, пока не может. Не сейчас. Не сегодня, во всяком случае.

Но и вводить его в заблуждение она тоже не может. Ведь так?

— Ты… ты слишком забегаешь вперед, — с усилием выдавила она из себя. — Мне… я еще не готова думать ни о чем серьезном. Я говорила тебе, что значит для меня магазин? Ну так вот, у меня на него закладная в пользу отца, и, пока я не расплачусь по ней полностью, мне придется все силы отдавать «Шляпнику»…

Его губы прокладывали дорожку из поцелуев вдоль ее позвоночника, и она никак не могла вспомнить, что собиралась сказать. Одеяло соскальзывало все ниже и ниже.

— Конечно, ты еще не готова, — охрипшим голосом сказал он, покусывая губами чувствительное место ниже ее лопаток. — Мы больше не станем об этом говорить до тех пор, пока ты не будешь готова, обещаю. Но я хочу быть частью твоей жизни, Фрэнки. Этого пока достаточно…

Его руки прокрались вперед, накрыли ее груди, и она почувствовала, как все внутри тает, а соски твердеют от его прикосновений. Судорога неописуемо сильного желания сотрясла ее тело, а у него вырвался глухой, мучительный стон.

— Фрэнки, повернись ко мне и поцелуй меня.

Впоследствии Фрэнки мало что могла припомнить об остальных днях того волшебного месяца апреля. Зато ночи навсегда врезались ей в память — долгие ночи в объятиях Эрика, ночи, наполненные пьянящим ароматом их любви, пронизанные звуками их страсти и смеха…

Он был романтичным, любящим, страстным и нежным. И заботливым. Когда она сказала ему, что какое‑то время не сможет с ним встречаться, потому что ее счета в ужасно запущенном состоянии и ей во что бы то ни стало нужно привести их в порядок, хотя она ненавидит и презирает бухгалтерию, то он пришел и все ей сделал, работая в ранние рассветные часы, а потом они занимались любовью.

Он здорово разбирался в счетах и обнаружил два пункта, по которым ее неправильно облагали налогом, и сэкономил ей значительную сумму денег.

И в довершение всего он действительно любил готовить. Он даже привел в порядок кухню в ее квартире и дополнил ее запас супов мгновенного приготовления всякими специями, незнакомыми ей банками и коробками.

Это составляло положительную сторону Эрика Торпа.

У него была и отрицательная сторона, и к середине мая, когда все зацвело, его поведение стало все больше беспокоить Фрэнки. Например, он преспокойно продолжал говорить о женитьбе и обязательствах при каждом удобном случае. Продолжал выспрашивать у нее, что конкретно ей не нравится в его доме, и какой дом ей хотелось бы вообще. Говорил, что купит тот, который ей понравится. Продолжал считать, что впереди их ждет вечное счастье.

Фрэнки упорно обходила и оставляла без ответа любое его упоминание об их будущем, но делать это становилось с каждым разом все труднее и труднее.

В досаде Фрэнки говорила себе, что Эрик упорен, настойчив и упрям и что долго обходить этот вопрос не удастся. От него просто сбеситься можно, и тонкости у него не больше, чем у самосвала. Все время говорит открытым текстом, что любит ее, и все тут! И что самое ужасное, она все больше и больше убеждалась, что начинает влюбляться в него.

Ему она, разумеется, об этом даже не намекнула.

Более того, если не врать себе самой, то ей придется признаться, что она уже влюблена в него, и давно.

Возможно, с того момента, когда впервые увидела Эрика Торпа — десятого апреля, у него в офисе, войдя туда вместе с матерью, которой не давало покоя это распроклятое меню к свадьбе Ника.

Однако этим вечером в середине мая ей позвонила не мать. Позвонил ее отец, Дом Гранателли.

После закрытия магазина Эрик привез ее домой, чтобы она переоделась к ужину, но одеться ей не удалось.

— О, привет, папа. — Фрэнки вырвалась из объятий Эрика с такой скоростью, что едва не сшибла телефон с ночного столика. — Да, папа, у меня все прекрасно. Дела в магазине идут хорошо — ты ведь получил чек, который я послала?.. А, хорошо… Нет‑нет, никаких проблем, просто я ужасно… занята. — Она натянула простыню, чтобы прикрыть груди, словно Дом мог не только слышать ее голос, но и видеть ее пунцовое лицо. — Да, я знаю, что в пятницу мы справляем мамин день рождения. София звонила мне сегодня утром… Разумеется, я буду обязательно, папа, а ты как думал?