— Да, действительно, что же это она наделала, — повторил он с издевкой. — Но хвала Господу за приписку к завещанию.
— Что ты имеешь в виду?
Он нахмурился, словно растерявшись, потом вдруг насмешливо воскликнул:
— Ах, ты не слышала! Настолько была вне себя от радости, что огребла такое состояние, что даже не выслушала Максвелла до конца! А ведь он зачитывал весьма немаловажные детали завещания.
— Детали?
— Приписку. Все‑таки Крессида питала ко мне слабость, несмотря на разрыв отношений.
— Что за приписка?.. — Уитни изо всех сил старалась скрыть поднимающуюся панику. — О чем она?
— Налей мне выпить, и я тебе расскажу.
Уитни на секунду смешалась, потом, плотно сжав губы, подошла к шкафчику с напитками.
— Тебе чего? — коротко бросила она.
— Скотч. Чистый.
Она налила виски.
— А себе ты что же, не нальешь? — прежде чем принять от нее стакан, спросил он.
Что ж, пожалуй, ей тоже не помешает что‑нибудь выпить: это поможет ей успокоиться и приготовиться к любой неожиданности. Она плеснула себе виски, разбавив содовой. Потом поставила стакан на камин и подошла к окну, встав так, что свет падал на нее сзади.
— Ну, так что же? — Уитни сделала глоток и почувствовала, как тепло растекается по всему телу.
— А знаешь, я ведь тебя вначале не узнал. Когда я уезжал, ты была неуклюжим двенадцатилетним подростком, с ножками как палочки и соломенного цвета хвостиками на голове. А сейчас…
— Да? — Уитни вздернула подбородок. Она прекрасно знала, как она теперь выглядит, но из мелочной мстительности хотела услышать, что он об этом сможет сказать. Она ведь действительно очень похорошела за эти годы.
— Ты сногсшибательна, — тихо сказал он. — Даже в скучном черном наряде ты выглядишь совершенно потрясающе. Фигура, эти зеленые глаза и сливочного цвета кожа, золотистые волосы… Леди, ты удивительно хороша… и, очевидно, сама это знаешь. Так же как и то, что ты, — и голос его стал снова холодным, — точная копия своей покойной мамаши.
Ощущение было такое, будто он скинул ее с лестницы.
— Да, я знаю. — Она постаралась заставить себя говорить твердо. — Я знаю, что похожа на нее.
— Кристал могла бы гордиться тобою. — Его голос пробирал ее до костей. — Ты преуспела там, где ей не удалось. Поместье Браннигенов и виноградники Изумрудной долины теперь твои. Твоя красотка мамаша разбила мою семью в попытке присвоить чужое состояние, а тебе все преподнесли на блюдечке. Так что давай, расскажи‑ка мне…
Он залпом проглотил свой скотч и начал катать стакан в ладонях.
— Уж не продала ли ты душу дьяволу, чтобы заполучить этот рай на земле?
Что он себе позволяет, черт возьми?! Будто специально пытается разозлить ее, зная, что у нее вспыльчивый характер. Обычно ей удавалось себя контролировать. Но сейчас она не могла позволить этому человеку говорить ей гадости!
— Сам сказал, что дом теперь мой, и ты не имеешь никакого права меня оскорблять! — Она не обратила внимания на неожиданный укол совести. Но хоть у Люка и больше прав унаследовать имение, чем у нее, она обязана чтить условия завещания. — Я иду наверх переодеться, — резко продолжила она, — и к тому времени, как я вернусь, надеюсь, тебя уже здесь не будет. Если ты не…
Внезапно Люк схватил ее за плечо и резко развернул к себе лицом, так что она даже вскрикнула от неожиданности.
— Кое о чем ты забыла, — с тихой яростью сказал он.
— О чем?
Люк улыбнулся, и Уитни содрогнулась при виде триумфа в его глазах.
— Приписка, — со значением произнес он. — Условия в приписке.
— Я уверена, ко мне это не имеет отношения!
— Очень даже имеет. В ней сказано, что…
— Эдмунд Максвелл оставил копию завещания в библиотеке. — Уитни резко освободила плечо. — Я могу и сама прочитать!
Библиотека была пуста, и она почти бегом устремилась к столу. Схватив завещание, она быстро пролистала его до последней страницы. И ей показалось, что она ступила в зыбучие пески, и они сомкнулись над ее головой. Она ухватилась за стол.
— Как видишь, — раздался голос Люка позади нее, — я буду жить здесь, в поместье Браннигенов, вместе с тобой. И пока я здесь, ты не имеешь права его продавать.
— Здесь сказано, — Уитни тщетно пыталась побороть панику, — что, если ты появишься в день похорон без гроша в кармане и без крыши над головой, я не имею права тебя не впустить… и только при таких обстоятельствах я не могу ничего продать. — Она язвительно взглянула на него. — Тебе сейчас двадцать девять…
— Тридцать. — В его глазах мелькнула насмешка. — Только что исполнилось.
— И ты хочешь, чтобы я поверила, что после тринадцати лет отсутствия ты вернулся домой с пустыми руками…
— Ну почему же с пустыми, — усмехнулся он. — Я вернулся с девятимесячным сыном, которого нужно вырастить. Крессида, царствие ей небесное, должно быть, знала, что однажды я…
— Знала, что ты ничего не добьешься в жизни, Люк Бранниген! — бросила Уитни. — Слава Богу, что твоя бабушка до этого не дожила!
— Ну, в этом я с тобой не согласен, — спокойно сказал он. — Но сейчас мне не до споров. Я в дороге со вчерашнего дня и совершенно вымотался. Если ты покажешь, где бы мы могли устроиться… — Он подошел к дивану, осторожно взял на руки малыша и легко закинул за плечо огромную и битком набитую полотняную сумку. — Я бы не прочь отдохнуть.
Уитни приложила руку ко лбу и почувствовала, что ее пальцы дрожат. Неужели ей от него не отделаться? Неужели она действительно не может продать поместье? Как же ей в таком случае быть? Эдмунд Максвелл сказал, что у Крессиды совсем не осталось денег; у нее самой на счету всего около двух тысяч, это почти что ничего, принимая во внимание, сколько денег понадобится, чтобы восстановить виноградники Изумрудной долины.