Летняя рапсодия - Страница 14

— Ничего хорошего я от тебя не услышал. Но не волнуйся, наши чувства вполне взаимны.

Уитни кинулась вверх по лестнице, ощущая себя сейчас более круглой идиоткой, чем когда‑либо в жизни. Из‑за этого она отвратительно спала и сегодня утром встала совершенно разбитой. Весь ее организм настойчиво требовал свою порцию кофеина.

— Уитни, ты меня слышишь? Эй, ты здесь? — Люк помахал рукой у нее перед глазами. — Я говорю, у меня появился план…

Он уже обнаружил, что по утрам она всегда туго соображает. А сейчас у него была прекрасная возможность убедиться, что, пока она не влила в себя хотя бы одну чашку кофе, с ней вообще лучше не находиться рядом.

— А вчера вечером мы наметили план, — отрезала она, доставая упаковку фильтров из шкафчика. — И, согласно этому плану, в восемь часов утра духу твоего не должно быть на кухне!

— А что, уже восемь? — невинно осведомился он. — Надо же, как неудобно без часов!

— На плите есть электронные!

— Елки‑палки, а я и не заметил!

Она предпочла проигнорировать смех в его голосе и подозрительно посмотрела по сторонам.

— Где Трой?

Не собирается ли Люк заявить, что как раз пора малышу завтракать? Похоже, он намерен и дальше болтаться на кухне!

— Трой наверху, играет в своей кроватке. Слушай, то, что я собираюсь тебе сказать, не займет много времени. Мы можем поговорить, пока ты будешь есть свой завтрак.

— Нет никакого смысла в установлении правил, если никто не собирается их соблюдать! Кроме того, я никогда не завтракаю. — Открыв холодильник, она высматривала зеленую банку, в которой хранила молотый кофе. Уитни всегда ставила ее на нижнюю полку дверцы, а сейчас ее там не было. — Ты брал мой кофе? — гневно взглянула она на Люка.

— Твой кофе стоит на верхней полке дверцы.

— Слушай, если ты берешь мои вещи, то хотя бы ставь потом на место.

— Но нижняя часть холодильника моя, ты уже забыла?

Он опять говорил этим тоном — спокойным, примирительным, как говорят с упрямым ребенком. Грубое слово вертелось у нее на языке, и она прикусила губу, чтобы оно не сорвалось.

Уитни достала банку, открыла ее и отсыпала три ложки в фильтр. Потом поставила банку на место.

— А слово «извини» тебе вообще незнакомо? — мягко поинтересовался Люк.

Повернувшись к нему спиной, она включила кофеварку.

— Вообще‑то тебе уже давно положено отсюда убраться.

Она посмотрела в окно… но ее внимание привлекло не ясное весеннее утро, а отражение Люка в стекле. Она уже заметила, что сегодня на нем голубая футболка, от которой его синие глаза сияют еще ярче, и черные вельветовые брюки. И, несмотря на свое кислое настроение, девушка была вынуждена признать, что никогда еще он не выглядел так привлекательно.

Его губы сложились в насмешливую улыбку, и она поняла, что он заметил ее внимание к своей персоне.

Уитни повернулась к нему лицом, сложила руки на своей изумрудно‑зеленой блузке и вызывающе уставилась на Люка.

— О'кэй. — Он отошел к двери. — Но все же я подкину тебе пищу для размышлений. Нам придется жить здесь вместе довольно длительное время — может быть, несколько месяцев…

— Особо на это не рассчитывай!

— …может даже, несколько лет. — Он встал прямо перед ней, так близко, что она слышала пряный запах его одеколона и ощущала тепло его кожи. — Нам надо что‑то предпринять с виноградниками. У меня есть идея, но осуществить ее можно, только если ты согласишься со мной сотрудничать. Мы можем поговорить?

— Только не сейчас. — Когда ты так близко, подумала она, мои мозги превращаются в картофельное пюре. — Попозже.

— Когда попозже?

— После того, как я выпью чашку кофе.

— А, ты одна из этих!

— Из каких этих?

— Когда ты выпьешь вторую чашку, — уголки его губ насмешливо дрогнули, — приходи в библиотеку. Я обрисую тебе мой план. — Прихватив мониторчик, он вышел.

— Одна из этих? — все более раздражаясь, повторила Уитни.

Но дверь уже захлопнулась за ним, и единственным ответом на ее вопрос было эхо его издевательского смеха.

— Заходи!

Как только Люк ответил на ее громкий стук, Уитни распахнула тяжелую дверь библиотеки и вошла.

Он стоял у окна, глядя на расстилающуюся перед ним долину с виноградниками, и не сразу повернулся к ней.

С чашкой в руке она подошла к кожаному диванчику напротив газового камина. Искусственный огонь, пляшущий на фальшивых дровах, тем не менее давал достаточно жара и освещал все вокруг теплым сиянием. Она уселась, вытянула длинные ноги и, взяв в обе ладони чашку тонкого фарфора, глянула на Люка.

— Ну так что за план, о котором ты хочешь поговорить?

Люк отвернулся от окна и перешел к резному письменному столу своей бабки. Он сел за стол, удобно откинулся в кресле и заложил руки за голову.

— Предположим, что мое внезапное появление в поместье не состоялось. — Полузакрытыми глазами он лениво изучал сидящую на диване девушку. — Что бы ты тогда сделала с поместьем?

— Наверно, продала бы.

— По твоему тону слышно, что тебе не хотелось бы так поступать.

— Конечно, не хотелось бы! За последние тринадцать лет поместье стало мне домом. Все корни здесь…

— Ладно, нет необходимости поднимать твое прошлое. Короче, тебе пришлось бы выставить недвижимость на продажу, потому что…

— Потому что у меня нет денег содержать такое имение. Ты сам сказал, что виноградники не в том состоянии, чтобы приносить доход.

— Поэтому тебе пришлось бы их продать. У тебя не было бы другого выхода из‑за нехватки денег.